Читайте нас в 
В связи с рождением в феврале этого года Эстель Сильвии Эвы Мэри Бернадот, внучки короля Швеции Карла XVI Густава, местное Республиканское общество вновь призвало изменить форму государственного правления. По расчётам республиканцев, когда эта кронпринцесса станет подростком, большинство жителей страны будут выступать за отмену монархии.
«Если поддержка монархии будет уменьшаться в том же темпе, что и последние десять лет, большинство шведов станут её противниками к 2024 году, когда ребёнок будет подростком. Если вскоре не начать процесс отмены, это будет означать плохую услугу девочке и демократии», — размышляет председатель общества Петер Альтин.
Кто же они такие, монархи: помазанники божии или простые смертные, сакральный источник власти или только лишь высшие должностные лица представительского назначения, которые, подобно Дон Кихоту в балете Минкуса, многозначительно прохаживаются по сцене, не исполняя при этом ни единого па? Ответ на этот вопрос, видимо, зависит от времени и места. Когда-то все короли с царями были помазанники божии. Например, в Саудовской Аравии и далее по Аравийскому полуострову — помазанники все как один. В Европе же монархи — конституционные слуги народа, работающие объединяющим символом и лицом нации за зарплату-апанаж. С них народ-работодатель в случае чего и спросить может.
На сегодняшний день в Европе существует 10 монархий — семь королевств и три княжества: Великобритания, Бельгия, Дания, Испания, Нидерланды, Норвегия, Швеция, Лихтенштейн, Люксембург и Монако. Все они государства демократические, где старинная форма правления выполняет роль сосуда для хранения квинтэссенции времени и традиций. Это как камин в доме с центральным отоплением, у которого несколько раз в год собирается вся семья, чтобы пообщаться, выпить, попеть, а потом, когда дрова прогорят и угли потухнут, разойтись по своим делам. Ни о каком сакральном источнике власти речи, конечно, уже не идёт, из дворцов он давно переместился в широкие народные массы.
Будучи системой, завязанной на более чем ограниченную группу лиц, если вообще не на одно-единственное, сегодняшняя монархия, как никакой другой строй, зависит от личного поведения её фронтменов. Причём в понятие «поведение» вкладывается очень узкий смысл — собственно как человек себя ведёт. Не что делает, а именно как ведёт. Поскольку серьёзно влиять на государственную политику и экономику европейские монархи уже давно не могут, ибо лишены реальной власти, давно и надёжно пребывающей в руках народно избранных правительств, то делать что-то они могут лишь в рамках собственного поведения и выполнения — надлежащего или нет — своих прямых представительских обязанностей. Вот и остаётся им только что нравиться своим подданным. Не будут нравиться, может случиться революция. Не кровавая и беспощадная, как в былые времена, а спокойная и мирная, где главное оружие оппозиции — референдум, высочайшее проявление прямой демократии.
Ведь лихорадило же не так давно англичан при виде эскапад членов семейства Её Величества Елизаветы II, чьи дети и внуки, говоря современным языком, «отжигали по полной». С тихой грустью и белой завистью смотрели они в сторону Стокгольма, где на троне восседала королевская чета, чьи дети были малы и невинны, а жизнь — истинная идиллия... Нужно ли говорить, что в подобные периоды в королевствах, где «что-то подгнило», активизируются сторонники более демократических форм правления, впрочем, не хуже монархистов понимающие всю декоративность современной королевской власти.
В повседневной жизни шведские короли незаметны. Их час наступает в дни празднеств и торжеств, когда они внушают подданным чувство национального единения и связи времён. Это их работа, как любых других государственных служащих, с той лишь разницей, что работа пожизненная. Обстоятельство, требующее особой осмотрительности в поведении и поступках.
Шведы в большинстве своём любят своих королей и относятся к ним как к родственникам: с энтузиазмом приветствуют их, когда те появляются на людях, с интересом следят за их личной жизнью, шлют поздравления и подарки по особым случаям, радуются вместе с ними, переживают по печальным поводам.
Как-то давно ко мне из Петербурга приехала знакомая. Показав ей Стокгольм, я повезла её в Дроттнингхольм, летнюю резиденцию местных королей, где сейчас постоянно проживает королевская семья. Из всего дворца она занимает только один флигель, остальные помещения открыты для посетителей.
В дальнем конце дворцового парка есть ещё один дворец — Китайский. Хотя дворец — одно лишь название, на самом деле — павильон для кофепития и приятных бесед. Туда-то я и повела свою знакомую — показать ей милую достопримечательность, более чем скромную для российского глаза, привыкшего к неоглядной роскоши русских князей, не говоря уже о лицах более высокого звания. Когда мы миновали центральную аллею и повернули к «дворцу», я что-то рассказывала из жизни шведских королей. Неожиданно рядом в шпалерном кустарнике что-то зашуршало, ветки раздвинулись, и перед нами появился шведский монарх собственной персоной. С охотничьей собакой на поводке. «А вот и король», — невозмутимо изрекла я, внутренне сама оторопев от такого совпадения.
Посетителей в парке было немного: полдень буднего дня. Ни на кого не глядя, король прошествовал мимо нас в глубь парка. Он был один, без охраны. Защитная куртка, джинсы, резиновые сапоги. Находившиеся поблизости гуляющие не подали даже вида, что узнали монарха. Лишь когда он прошёл, некоторые, многозначительно переглянувшись, посмотрели ему вслед.
«Надо же, какой простой король! — восхитилась моя знакомая. — Не сказали бы, ни за что бы не догадалась».
Если оглянуться на ближайшие сто лет, можно увидеть, что отношения между народом и монархической формой правления развивались в Швеции весьма динамично, в ногу с наступлением-расширением-углублением демократии.
Ещё в начале прошлого столетия, отмеченном борьбой республиканцев с роялистами и либералов с консерваторами, между противоборствующими сторонами возникло нечто вроде компромисса, согласно которому монархия сохранялась, но как бы с подрезанными крыльями — во избежание реального влияния короля, формального главы государства, на политическую жизнь страны.
На рубеже 1960-х и 1970-х годов, ввиду преклонных лет Густава VI Адольфа, который уже приближался к тому, чтобы разменять десятый десяток, правительство задумалось о будущем страны, когда королём станет его внук, нынешний Карл XVI Густав. А задуматься было о чём.
Дело в том, что Карл Густав — дислектик от рождения. Болезнь эта проявляется в задержке развития способностей к чтению, письму, запоминанию орфографии, в трудностях с восприятием информации, нечёткой артикуляции, проблемах с короткой вербальной памятью. Иными словами, недуг, никак не подходящий для главы государства. Хотя какие недуги вообще можно считать подходящими!
Конечно же, с ним занимались, дабы компенсировать недоработки природы. Рос наследный принц, как и все нормальные дети, весёлым, спортивным, интересующимся техникой и любящим ручные поделки. Но с теоретическими дисциплинами, как и ожидалось, были проблемы. Выпускные экзамены в школе-интернате для элитных детей будущий король сдал едва-едва.
В руководстве страны отчётливо понимали, кто в обозримом будущем взойдёт на шведский трон и, соответственно, встанет во главе государства, и заблаговременно, ещё в 1960-е годы, озаботились необходимыми изменениями конституции. Окончательно они были сформулированы в августе 1971 года в гостинице «Каттегат», в курортном местечке Туреков в южной Швеции, куда съехались представители социал-демократической и буржуазных партий. Пройдясь ножницами по соответствующей главе конституции, они сделали новую выкройку королевской власти, которая получила законодательное оформление в 1974 году, когда на троне восседал уже новый, молодой монарх. Курортные договорённости вошли в историю под именем «Турековского компромисса».
Согласно новой форме правления король больше не формировал правительство даже формально; эта функция полностью отходила к парламенту. Никаких решений государственного характера глава страны принимать не мог. У него больше не было права жаловать кого-либо благородными званиями, а отличившихся в его глазах он мог награждать лишь собственными, королевскими, орденами и медалями. При этом сам король обретал право избирательного голоса и в этом смысле становился в один ряд со своими подданными. Теперь ему отводились исключительно представительские и церемониальные функции как «высшего представителя страны в отношениях с другими государствами». Отныне в его компетенцию входили выдача верительных грамот шведским послам, аккредитация иностранных послов, роль принимающей стороны в ходе государственных визитов руководителей иностранных государств и государственные визиты в другие страны. Поскольку по своему положению король находится над обществом, он не может обсуждать политику, равно как и делать заявления политического характера.
Обязанности свои Карл XVI Густав всегда выполнял исправно, добросовестно и традиционно пользовался популярностью и любовью как у своих собственных подданных, так и за пределами королевства. Он часто ездит с торгово-экономическими делегациями, привлекая экзотическим в наше время статусом дополнительное внимание к возглавляемым им посольствам и королевству в целом. На важных спортивных соревнованиях его всегда можно видеть на трибуне — одного ли, с королевой ли, — активно болеющим за своих атлетов.
Но случались и проколы. Однажды в ходе визита в Бруней, видимо, растрогавшись от радушного приёма, Карл Густав чрезвычайно тепло отозвался о тамошнем султане, отметив его близость к народу, и назвал страну «более открытой, чем любая другая».
Высказывание обернулось скандалом. Демократическая общественность сочла, что король сделал политическое заявление, нарушив тем самым конституцию. И потом, такие слова и о ком! О диктаторе!
В общем, мало королю не показалось.
Впрочем, большинство в обществе помнит об особенностях монарха, обусловленных его недугом, и снисходительно относится к случающимся невольным промахам. Но бывали промахи и вольные, на которые подданные Его Величества взирали уже не столь благосклонно.
Ближайший друг короля связался с одним из авторитетов шведско-югославской мафии, чтобы попросить его поговорить с другим авторитетным человеком, тоже выходцем из бывшей Югославии, с тем чтобы тот не обнародовал якобы имевшиеся у него снимки, где Его Величество запечатлён при весьма компрометирующих обстоятельствах.
Мало того, что неподобающее статусу место нахождения и сомнительные личности, так ещё и связи с мафией, ведущие к королю!
Оправившись после первого шока, народ потребовал объяснений: было чего или не было? В состоявшемся в конце концов интервью Карл Густав заявил, что ни в чём таком, что могло бы скомпрометировать его как главу государства, он не участвовал и никаких связей с криминалом не имел. Однако эти запоздалые слова могли убедить разве что тех, кто и так был к этому готов; у всех остальных на лицах продолжали играть саркастические усмешки.
В итоге проехавшая по грязной луже карета гласности забрызгала не только камзол Его Величества, но и одежды возглавляемой им монархии. После этого малоприятного случая рейтинг шведского монарха упал сразу на шесть процентов. Хотя, по данным социологических опросов, большинство шведского народа — за сохранение монархической формы правления, в обществе дают ростки и наливаются соком идеи республиканства, приверженцы которых настойчиво требуют отказа от анахроничного госустройства. Пусть даже чисто формального по сути.
Один из главных аргументов антимонархистов состоит в том, что власть — пусть даже номинальная — не должна передаваться по наследству. В демократической стране глава государства избирается всеобщим голосованием. Неважно, что функции декоративно-представительские, важен сам принцип. Есть и компромиссные предложения. Например, сделать должность монарха пожизненно-выборной. Назначают же в Америке верховных судей пожизненно. А тут — пожизненно избирать. Умер король — выдвигайте кандидатуры на замещение вакантной должности. Ничего личного. Традиционный шведский подход.
Впрочем, те же республиканцы признают за устаревшим строем и положительные стороны. Например, монархия обладает высоким пиар-потенциалом. Приехала торговая делегация во главе с премьер-министром, ну и что? Сколько их, премьер-министров, по свету ездит? Не сосчитать. А если делегацию возглавляет король, то это уже совсем другое — смотрится и ярче, и заметнее. И потом, когда на протяжении долгого времени правит одно и то же лицо, к нему привыкают, быстрее узнают, легче вступают в контакт. А королевские свадьбы? За бракосочетанием нынешней королевской четы наблюдало во всём мире около 500 миллионов телезрителей. И это в 1976 году. В позапрошлом году, когда замуж выходила наследная принцесса Виктория, причём в тот же день, что и её родители, за торжеством наверняка следило ещё больше народа. А ведь это какой пиар для страны! Так что зерно есть.
Основанная в 1889 году Социал-демократическая партия уже на раннем этапе нацелилась на отмену монархии, а в 1909-м записала это одним из пунктов своей программы, где он присутствует и поныне. Но когда в 1920 году социал-демократы пришли к власти, антимонархический пыл их несколько поостыл, в том числе благодаря позиции отца-основателя Ялмара Брантинга, считавшего, что для изменения государственного строя необходим не только партийный, но и общественный консенсус. Этой позиции социал-демократы придерживаются по сей день и не особо напирают на один из наиболее революционных пунктов своей программы.
Здесь будет уместным вспомнить, что из последних ста лет социал-демократы находились у власти шестьдесят пять. В результате их правления Швеция стала считаться чуть ли не социалистической страной, в первую очередь благодаря выстроенной системе социальной защиты.
Когда Карлу Густаву исполнилось 60 лет, король Таиланда подарил ему двух слонов. Поблагодарив коллегу, шведский монарх решил не оставаться в долгу и ответил лосем, царём местных лесов и экологическим символом королевства. Однако этот знак вежливости вызвал бурю негодования у защитников живой природы, которые решили, что в непривычном климате выжить дарёному лосю будет очень трудно, и потребовали отказаться от «безумного жеста». Вот вам и король-самодержец, который даже и подарок сделать не может без того, чтобы кто-то его за это не попрекнул! Доехал ли сохатый до Таиланда, неизвестно: никакой информации в СМИ по этому поводу больше не появлялось. Не исключено, что он остался глодать кору родных осин, благословляя шведские свободу печати и демократизм.